Трезубец Нептуна [= Копье Нептуна] - Александр Прозоров

— Э-э… что-нибудь историческое, — распорядился он.

Возник длинный список названий, и археолог наугад приказал:

— Седьмой сверху.

В углу каюты образовалась мастерская. Под негромкое пение обнаженный до пояса серый в яблоках олим с одним обломанным рогом вытачивал что-то над верстаком. Объемка хорошо показывала, как косточки раздвоенного копыта расходились, чтобы ухватить нужный предмет, плотно сходились, зажимая инструменты с короткими плоскими рукоятями. Олим пел и работал, пел и работал… Работал и пел… Через четверть часа сюжет надоел Атлантиде. Возможно, в углу происходило нечто сакрально-эпохальное, например, престарелый олим из собственного рога вытачивал рукоять к сыновьему мечу или украшение на свадьбу дочери, но легенды этой планеты археолог знал слабо, а из объемки ни единого слова пока не прозвучало. И даже половина перелившейся из бутылки в желудок текилы не смогла сделать фильм интереснее.

— Хватит! — не выдержал Рассольников. — Покажи-ка лучше какую-нибудь порнуху!

В углу не появилось ни единого названия.

— А эротику? А секс-учебу? Стриптиз?.. Мелодраму?! — отчаивался пассажир, глядя в пустой объем. — Что, даже мелодрамы нет? Ну, вы, ребята, пуритане! А просто романтическое кино?

Романтических фильмов в архиве космического транспортника также не содержалось. С досады Платон осушил бутылку до конца и взялся за вторую.

— Так, а исторические фильмы с путешествиями и сражениями есть? О! — Рассольников уже не ожидал положительного ответа, и появившийся список его несказанно обрадовал. — Третий сверху!

В углу появились заросли кустарника. По узкой тропинке шло полтора десятка олимов, одетых в грубо-тканые куртки, длинные шаровары. Многие были опоясаны ремнями, с которых свисали некие странные предметы. Археолог хлебнул текилы и сосредоточился, ожидая развития событий.

Олимы шли через кустарник, время от времени поворачивая головы и прихватывая губами листву вместе с тонкими веточками. Жевали, потом снова срывали и снова жевали. Жевали, срывали, срывали, жевали…

— Та-а-ак, — через десять минут не выдержал Атлантида. — А детективы в архиве есть? Пятый снизу.

На зеленой полянке лежало двое олимов. Они фыркали, катались с боку на бок, цапая ртом густую траву и тщательно ее пережевывая. Время от времени ложились на живот и ели траву прямо перед собой.

— Что-нибудь из жанра кошмаров, — попросил Рассольников, с ужасом обнаружив, что и от второй бутылки осталась всего лишь половина.

В углу двое олимов, одетых в бежевые пятнистые комбинезоны, внимательно разглядывали растение с шевелящимися листьями. Вот один из них откусил от листа и тщательно прожевал, затем то же самое проделал второй.

— А фантастика в архиве есть? — Платон сломался на пятой минуте. — Десятый сверху.

Опять появились до боли знакомые заросли кустарника, опять сквозь них пробирались, объедая окружающую листву, полтора десятка олимов. Вот только одеты они были теперь не в тканые куртки, а в блестящие металлизированные комбинезоны.

Атлантида допил текилу, запустил пустой бутылкой в угол и с головой накрылся одеялом.

Утро принесло ощущение бодрости и легкого голода. Рассольников рывком откинул в сторону одеяло, вскочил на ноги, помахал руками, разгоняя кровь, ополоснул лицо под краном. Насущных потребностей в зеркалах обитатели планеты Грин, видимо, не испытывали, так что таковые в каюте отсутствовали. Немного покривлявшись перед иллюминатором, археолог нашел-таки положение, в котором смог худо-бедно оценить свою внешность. Прическа за ночь не растрепалась, рубашку он извлек из багажа свежую, а что во лбу звезда горит — так это только в одном положении. Если немного сдвинуться, она начинает сверкать вместо левого глаза.

Атлантида накинул пиджак, освежил цветок кактуса и вышел в коридор.

Теперь предстояло составить план действий на время путешествия. В списке его обычных развлечений на первом месте стояла текила, на втором — объемка, а на третьем—женщины. Еще ему нравилась умная беседа, но таковая получалась только с опытными историками, а из историков на борту находился он один. Разумеется, можно было попытаться завлечь кого-нибудь из милых олимочек рассказами о своих путешествиях, но вот только эти очаровательные космонавт-ки вызывали у него желание почесать им за ушком или между раздвоенных рожков — и ничего более. На роль женщин они явно не тянули. Объемку вчера он успел освоить до полного желудочного отторжения. Короче говоря, оставалось только одно спасение — текила. Причем, насколько он помнил условия договора, этим живительным напитком его должен был обеспечить заказчик. Теплер Вайт.

Атлантида вежливо постучал в дверь соседней каюты:

— Вы позволите, сэр? — Он распахнул дверь и вошел внутрь.

Первое, что Рассольников увидел, это обломки кровати, раскиданные по каюте. Второе — разложенные в углу постельные принадлежности.

— Если вы произнесете хоть слово, сэр Платон, — угрюмо предупредил сидящий на импровизированном ложе толстяк, — я ударю вас по голове.

— Извините, — кивнул археолог и отступил обратно в коридор, где схватился за живот и тихо сполз по стенке. Если уж он был вынужден спать скорчившись, то каково пришлось миллионеру, с его ростом и комплекцией! Жаль, Рассольников не видел, как под этим жмотом, решившим сэкономить на билетах, рассыпается хрупкая олимовская коечка!

Однако смех смехом, а дела делами. Придя в себя, Атлантида снова постучал в дверь каюты:

— Вы не подскажете, сколько дней продлится путешествие на этой колымаге, сэр Теплер?

— Двадцать четыре, — поморщился Вайт. Все эти двадцать четыре дня ему предстояло спать в углу, как домашней собачонке, и ходить, склонив голову, чтобы не биться ею о потолок.

— Насколько я помню условия нашего договора, сэр Теплер, — не удержался от улыбки археолог, — вы обязаны все это время обеспечивать меня едой и выпивкой.

— Так в чем проблема? — не ощутил подтекста миллионер. — Берите все, что хотите, в здешнем буфете, сэр Платон, а сумму расходов пусть поставят в счет.

— Простите, сэр, — на этот раз Платону было не до улыбок, — а где вы слышали про буфеты на коммерческих транспортниках? Вы вообще задавались вопросом, что собираетесь есть на борту?

— Ну, кухня здесь в любом случае быть должна, — не очень уверенно ответил Вайт.

— Железная логика, сэр Тэплер! — со злостью проговорил Рассольников. — А если эти разумные косули только сеном и мхом питаются, вы что делать станете? Травку жевать? Или кого-нибудь из экипажа пристукнете и шашлык над костром зажарите? Вы хоть поинтересовались, что они едят, когда каюты снимали?

— Раз продали билеты, обязаны были позаботиться и о еде для нас, сэр, — попытался оправдаться толстяк.

— А зачем? Они их вдвое дешевле продали. Зато без «пансиона». — Атлантида укоризненно покачал головой. — Ну что вы сидите, сэр Теплер? Вставайте, пойдем искать пищеблок.

Коридоры жилой палубы пустовали. Немного поблуждав среди одинаковых дверей, компаньоны спустились по аварийному трапу на этаж ниже, и Атлантида навострил нос:

— О! Свежим сеном пахнет! Убей меня кошка задом, если там не кормушка для туземцев.

Пара поворотов, и через широко открытую дверь люди вошли в кают-компанию. Здесь подходил к концу завтрак: на полу там и сям пучки травы и зеленые листочки, мятые пластиковые стаканы. Несколько олимов двигались к выходу, а еще несколько приканчивали свою пайку, сидя за столами. В стандартный завтрак космонавта входил большой проволочный цилиндр, плотно набитый ароматной сушеной травой, — олимы засовывали морды внутрь, вытягивали мягкими губами ароматные пучки и тщательно их пережевывали — и высокий пластиковый стакан, полный какого-то зерна, смешанного с самым натуральным горохом. Олимы время от времени насыпали смеси себе в рот и перемалывали ее челюстями с душераздирающим скрежетом.

— Я как в воду глядел, — кивнул Атлантида. — Вы что предпочитаете, сэр Теплер, сушеную люцерну или суповой горох?

— Бифштекс с кровью, сэр.

— Я тоже, — согласился археолог, — но боюсь, сэр, что употребление в пищу опытного моториста или пилота может пагубно отразиться на нашей дальнейшей судьбе. Ладно, пойду попробую разговорить вон ту милую блондинку.

Олимка с двумя большими белыми пятнами на загривке стояла перед пультом в углу, задумчиво поводя острыми ушками и шевеля губами. Ее раздвоенные рожки с черными ободками у основания навевали воспоминания о древних диснеевских мультиках, а бездонность больших черных глаз подчеркивалась рыжей полосой поперек носа.

— Вы не поможете выжить двум утомленным лишениями и трудностями путешественникам, прекрасная леди?

Переводчик высокопарно запищал, и раковины мохнатых ушей повернулись в сторону Атлантиды.